На главную / Биографии и мемуары / Александр Соколенко. Экзамен

Александр Соколенко. Экзамен

| Печать |


Я организую свой быт

В первую же ночь, на лесосплаве, я почувствовал все неудобства проведенного ночлега. Поэтому, вернувшись с работы, я начал строить себе шалаш. Я собрал валявшийся тут же у воды валежник и из него возвел каркас шалаша. Потом, взяв у конюха литовку, накосил камыша и разной травы, и все это сооружение покрыл этой зеленой массой. Из подсушенной травы внутри шалаша я настелил богатое ложе и утром поднимался уже с вполне восстановленными силами. От сравнительно неплохого питания, свежего воздуха и физической работы я окреп и посвежел.

Интересно, что никто из заключенных не последовал моему примеру. Вернувшись на базу, они после ужина сразу же валились спать часто в сырой одежде.

Через каждые десять-пятнадцать дней мы перекочевывали на новое место, и каждый раз я в первый же день сооружал себе шалаш, используя многие детали прошлых моих шалашей. Когда шел дождь, заключенные плотным кольцом ложились вокруг моего шалаша, словно он помогал им. А в шалаше я был один, сухой и в тепле. Пока идет дождь, многие собираются строить себе шалаши. Но как только дождь прошел, проходят и благие намерения.

После нескольких дождливых дней ко мне на квартиру стал проситься известный уже нам художник – парикмахер. Мы несколько расширили мое сооружение и зажили в нем вдвоем.

К моему несчастью, наш надзиратель – «вуса», как только наступала его ночная очередь дежурить по лагерю, подходил к моему шалашу, располагался у моего изголовья, крутил из самосада козью ножку и затевал бесконечные разговоры о том и сем.

Из моего формуляра он узнал, что я агроном. Он же в колхозе до армии работал огородником. Уже это одно обстоятельство тянуло его ко мне, как магнит.

− Как оно в жизни бывает, − говорил он мне. – На воле это вы бы были моим начальником, а вот здесь…. − дальше он не договаривал и переходил на другие темы о выращивании в парниках рассады, о болезнях растений и мерах борьбы с ними и т. д. и т. п.

Я еще имел неосторожность в самом начале нашей «дружбы» рассказать ему, как украинцу, кое-что из истории запорожской сечи. Это еще больше подогрело его интерес ко мне, и казалось, что он только и ждет дежурства, чтобы у моего шалаша снова окунуться в давние времена запорожской вольности.

− Нет, говорил я ему, в конце концов, − вам завтра днем спать, а мне-то идти работать, и останавливался на только что избранном гетмане Тарасе Трясиле, умолкал, стараясь быстрее заснуть. Умолкал и он. Но потом, когда я почти засыпал, он еще продолжал что-то свое, возмущаясь продажностью поляков и вероломностью крымских ханов.

Изредка я встречался и с нашим прорабом Иваном Андриановичем. Он попеременно квартировал в вохровских палатках, то на левом, то на правом берегу. Каждый раз он, как бы извиняясь, говорил мне, что вот он никак не может устроить меня на какое-нибудь неопасное место, жалел, что у меня нет никакой другой специальности, кроме лесосплавильщика, что, если бы это было на лагпункте, он бы смог для меня что-нибудь сделать. Потом хвалился, как он там устроил Дубровского зав. баней, а потом и парикмахером и т. д.

Я благодарил Ивана Андриановича за участие ко мне, но отвечал, что я доволен работой, и ни на какие теплые места не пойду. Он только разводил руками.

Лесосплавная романтика меня все же захватила. Мы со своим звеном научились быстро разбирать самые замысловатые заторы и своевременно сматываться с них, когда эти беспорядочные нагромождения бревен вдруг опрокидывались в воду. Это было очень опасно. Не менее опасна и ледяная вода, постепенно подтачивающая здоровье лесосплавщиков. Все это я прекрасно понимал и решил предпринять меры, чтобы в ближайшем будущем вообще смотаться с этой проклятой Чилички. Нужно было писать, стучаться, просить, Но к моему ужасу ни у кого в лагере не было даже клочка бумаги.

Как-то мы бригадой вечером возвращались с работы. По левую сторону дороги, метрах 30 от нее, я заметил что-то колыхающееся от ветра в траве.

«Бумага!» − подумал я и попросил разрешения у конвоя сбегать за ней, Там оказался обрывок толстой обои, использованный кем-то для лозунга. Буквы были смыты дождями, и сама бумага потемнела. Я рад был и этому обрывку. На базе я написал письмо жене и просил ее немедленно послать просьбу в соответствующие инстанции о моем переводе в сельхозлагерь по специальности. Когда к одному из казахов приехала на свидание его жена, я попросил ее бросить в ближайший почтовый ящик мое письмо. Поняла ли она мою просьбу и выполнит ли ее, я не знал. Но стал ждать чего-то.

 


Страница 8 из 15 Все страницы

< Предыдущая Следующая >
 

Вы можете прокомментировать эту статью.


наверх^