На главную / Биографии и мемуары / Жизнеописание Льва Семёновича Понтрягина, математика, составленное им самим. Рождения 1908 г., Москва

Жизнеописание Льва Семёновича Понтрягина, математика, составленное им самим. Рождения 1908 г., Москва

| Печать |


Часть I

Моя профессия

Мне семьдесят пять лет, а на физико-математический факультет Московского университета я поступил в возрасте семнадцати лет. Пятьдесят восемь лет я профессионально занимаюсь математикой, и за всё это время мне ни разу не показалось, что профессия выбрана мною неудачно. В то же время она почти никогда не казалась мне лёгкой.

В школьные и университетские годы я часто говорил и искренне думал, что математика легче других предметов, так как она не требует запоминания. Ведь любую формулу и теорему можно вывести логически, ничего не помня наизусть. А другие предметы, например историю или обществоведение, нужно учить наизусть: запоминать хронологию, имена, учить на память, какие решения были приняты на различных партийных съездах и тому подобное. Мне всегда трудно давалась такая зубрёжка, трудно давались иностранные языки, запоминание иностранных слов, заучивание стихов. Я заметил, что люди, хорошо запоминающие стихи, обычно сами умеют их писать. По-видимому, и в запоминании есть какой-то элемент творчества.

Так же обстояло дело у меня с математикой. Конечно, я помню наизусть очень много математических фактов, но сам процесс запоминания не представлял для меня трудностей. Он носил творческий характер. Часто мне было трудно отличить придуманное мною самим от полученного из других источников. Приведу по этому поводу одно высказывание А. Пуанкаре (цитирую его по памяти): «Понять чужую математическую работу — это значит ощутить её как бы сделанную самим».

В математике довольно часто возникают непреднамеренные плагиаты. Выслушивая устное изложение чужой работы, математик очень часто даже не понимает её. Но позже, благодаря какому-то сложному творческому процессу, чужая работа всплывает в памяти и ощущается как выполненная самим. Конечно, могут быть и вполне сознательные плагиаты.

Несмотря на то, что многое в математике давалось мне легко, восприятие математических знаний, особенно научная работа, являлись для меня тяжёлым, но радостным трудом. Научная работа, как правило, требовала от меня предельного напряжения сил и сопровождалась тяжёлыми эмоциональными нагрузками. Последние возникали потому, что путь к успеху всегда шёл через множество неудачных попыток; достигнув желаемого результата, я обычно бывал так измотан, что уже не имел сил радоваться. Радость приходила значительно позже, да и она омрачалась порой опасением, что в сделанном содержится ошибка.

Начиная со студенческих лет, я усердно и с увлечением тружусь, правда, делая при этом некоторые перерывы, необходимые для отдыха. Но по мере приближения старости я как-то всё более разучиваюсь отдыхать. Перерывы в работе стали для меня теперь скучными и тягостными. Лень никогда особенно не досаждала мне. Правда, после перерыва обычно трудно бывает возобновить работу, возникает нежелание трудиться. Лень возникает также и тогда, когда нужно выполнить работу к определённому, довольно близкому сроку, например подготовить лекцию или доклад, так что преодоление лени — это тоже труд!

Успехи в работе составляют главные радости моей жизни. Радости эти, однако, теряют свою остроту с возрастом. Успехи в работе зачастую сменяются неудачами. Иногда многомесячный труд оказывается бесплодным. Осознав это или обнаружив ошибку в сделанной работе, я всегда ощущаю чувство большого постигшего меня несчастья.

На основе многолетнего опыта я пришёл к уверенности, что серьёзный успех в любой области человеческой деятельности требует предельного напряжения сил. В то же время неизбежными являются многочисленные неудачи. С последними приходится мириться. И следует терпимо относиться к неудачам других. Несмотря на многочисленные неудачи, приводившие к чередованию эмоциональных взлётов и падений, я считаю общий эмоциональный итог моей профессиональной деятельности положительным.

И всё же я не думаю, что от рождения был предназначен стать математиком. Иначе говоря, что мой генофонд однозначно определял мою профессию.

Моё детство кончилось, когда в возрасте тринадцати лет я полностью потерял зрение. А в детстве я увлекался вовсе не математикой, а техникой. Если бы не несчастный случай, я вероятнее всего стал бы инженером, а не математиком.

После постигшего меня несчастья вопрос о выборе моей будущей профессии стал очень серьёзным для меня и моих родителей. Рассматривались различные возможности, в первую очередь — музыка. В течение примерно трёх лет, до самого поступления в университет, я усердно учился играть на пианино. Однако отсутствие музыкальной одарённости было слишком очевидным. Рассматривались и другие возможности, гуманитарные, например, стать историком. Однако к окончанию школы мои способности и интерес к математике настолько выявились, что выбор был окончательно сделан. Я решил поступать на физ-мат Московского университета и никуда больше. В возрасте семнадцати лет я и поступил на физ-мат, преодолев, однако, при этом значительные трудности. Об этом расскажу позже.

Описывая свою профессиональную деятельность, мне естественно хочется прежде всего рассказать о том, что занимает меня в настоящее время. Это — преподавание математики в советской средней школе. Так я и сделаю, нарушая хронологию изложения. Для того чтобы объяснить мою позицию в вопросах преподавания, я должен дать очень краткий обзор моего жизненного профессионального пути.

Начав свою научную работу в возрасте восемнадцати лет, будучи студентом второго курса университета, я полностью посвятил только ей все следующие сорок пять лет моей жизни. За это время я перебрал несколько разделов математики, начиная с довольно абстрактных и кончая чисто прикладными.

Прикладными разделами математики я занялся в значительной степени из этических соображений, считая, что моя продукция должна найти применение при решении жизненно важных проблем общества.

В течение этих сорока пяти лет я вёл в Московском университете педагогическую работу, тесно связанную с моей научной деятельностью. За это время, движимый своим общественным темпераментом, я произнёс несколько довольно острых речей на больших собраниях математиков, посвящённых в основном защите правого дела, так, как я его понимал. Но никакой сколько-нибудь значительной научно-организационной деятельности в течение этих лет я не вёл. В 1970 году, не прекращая научной работы, я начал довольно значительную научно-организационную работу, выросшую из моих научных интересов, сразу в двух различных направлениях. Я занялся научно-издательскими делами и международными отношениями в области математики.

Президент Академии наук СССР М. В. Келдыш учредил по моей инициативе группу математиков под моим председательством для наблюдения за изданием книг в одном из важнейших издательств Академии наук СССР — главной редакции физико-математической литературы издательства «Наука». Группа эта и до сих пор продолжает успешно действовать и оказывает ощутимое влияние на выбор издаваемых книг. Одновременно М. В. Келдыш рекомендовал меня на пост вице-президента Международного союза математиков, который я занимал полный избирательный срок четыре года, а на следующее четырёхлетие стал членом Исполкома этого союза.

В 1978 году уже другой Президент АН СССР — А. П. Александров отстранил меня от поста советского представителя в Международном союзе математиков. Я закончил свою работу в Исполкоме, завершив её поездкой на Международный математический конгресс в Хельсинки в роли главы советской делегации.

Должен сказать, что и без вмешательства А. П. Александрова я оставил бы свой пост в Исполкоме Международного союза математиков, так как мой возраст и состояние здоровья моего и моей жены сделали заграничные поездки на заседания Исполкома трудными для нас.

Кроме того, будучи членом Исполкома, я упорно сопротивлялся давлению международного сионизма, стремящегося усилить своё влияние на деятельность Международного союза математиков. И этим вызвал озлобление сионистов против себя. Думаю, что, отстраняя меня от работы в этой международной организации, А. П. Александров сознательно или бессознательно выполнял желание сионистов.

Конфликт между американскими сионистами и советскими математиками наметился уже на Международном конгрессе 1974 году в Ванкувере и стал совершенно открытым на конгрессе в Хельсинки в 1978 году. Там среди участников конгресса распространялась многотиражная рукопись под названием «Положение в советской математике», в которой ряд ведущих советских математиков, в том числе я и Виноградов, обвинялись в антисемитизме. Там же на небольшом митинге выступил со злобной речью, направленной против Советского Союза, советский эмигрант Е. Б. Дынкин. Несколько позже в американской печати, в «Заметках американского математического общества» и в журнале «Science», появились статьи с обвинением в антисемитизме, направленные против Советского Союза и советских математиков. Эти статьи инспирировались эмигрантами, выехавшими из Советского Союза в США, имея визы в Израиль.

Некоторые из них не являлись сколько-нибудь значительными учёными и должны были расплачиваться за горячее гостеприимство, оказанное им в США, злобной клеветой против Советского Союза. Таково происхождение этой пропаганды, носящей явно политический характер.

* * *

Ещё раньше, чем я прекратил свою международную деятельность в конце 1978 года, перед советскими математиками встала новая проблема чрезвычайной важности. Нам стало известно, что преподавание математики в советской средней школе пришло в упадок, и мы серьёзно занялись этим вопросом. На грани 1977–78 годов математики обратились в ЦК КПСС с письмом, подписанным десятью советскими академиками-математиками. В письме этом сообщалось, что преподавание математики в советской средней школе находится в плохом состоянии. Среди подписавших письмо был и я. Организовал это письмо академик А. Н. Тихонов.

Вопрос о школьном математическом образовании юношества интересовал меня уже раньше. В связи со своей издательской деятельностью я вместе с группой математиков подверг резкой критике одну очень плохую книжку по математике, предназначенную для начинающих. Об этом я расскажу позже подробнее. Занимаясь этой критикой, я вспомнил о том, какого рода источниками пользовался сам, будучи школьником, при изучении математики. И пришёл к намерению написать несколько сравнительно элементарных книг по основным разделам высшей математики.

Поэтому вопрос о преподавании математики в средней школе был для меня уже не чужд, и я серьёзно приступил к его изучению. В настоящее время проблемы преподавания математики в средней школе наряду с экологией представляются мне наиболее важными проблемами, стоящими перед советскими математиками. Я принимаю активное участие в попытках их решения.


 


Страница 1 из 28 Все страницы

< Предыдущая Следующая >
 

Вы можете прокомментировать эту статью.


наверх^