На главную / История и социология / И. С. Кузнецов. Новосибирский Академгородок в 1968 году: «Письмо сорока шести» Часть 1

И. С. Кузнецов. Новосибирский Академгородок в 1968 году: «Письмо сорока шести» Часть 1

| Печать |



Документы и воспоминания

Публикация посвящена наиболее крупному проявлению оппозиционной активности ученых новосибирского Академгородка, имевшему место в начале 1968 г., когда 46 сотрудников СО АН и преподавателей НГУ подписали письмо с протестом против нарушения гласности в ходе судебного процесса над четырьмя московскими «диссидентами». После оглашения этого факта в зарубежных СМИ была развернута массированная политическая кампания: во всех учреждениях научного центра были проведены соответствующие мероприятия (партийные и общие собрания, заседания ученых советов), где «подписанты» подверглись осуждению. Эти события стали поводом для негативного перелома в общественной жизни Академгородка, привели к усилению консервативных и застойных тенденций. В данной публикации представлен весь комплекс обнаруженных в настоящее время в архивах документов по «делу сорока шести». Это материалы ЦК КПСС, КГБ, Новосибирского обкома, горкома, Советского райкома КПСС, партийных организаций институтов СО АН и НГУ. В книге помещены также воспоминания и интервью участников событий. Кроме того, опубликован полный список «подписантов» с их биографическими данными.

Содержание

Введение

Раздел 1. Накануне решающих событий

Раздел 2. «Письмо сорока шести» и реакция на него официальных органов

Раздел 3. Документы обсуждений в Институте геологии и геофизики СО АН

Раздел 4. Материалы рассмотрения «дела сорока шести» в учреждениях Сибирского отделения

Вычислительный центр

Институт автоматики и электрометрии

Институт гидродинамики

Институт истории, филологии и философии

Институт катализа

Институт математики

Институт химической кинетики и горения

Институт цитологии и генетики

Институт ядерной физики

Раздел 5. Обсуждение «подписантов» в НГУ и ФМШ

Приложение. Краткие биографические данные о «подписантах»

Из интервью академика В. Е. Захарова (2009 г.)

… В новосибирском Академгородке я был, можно сказать, одним из вождей диссидентского движения. У меня на квартире подписывалось знаменитое письмо в поддержку Гинзбурга, Галанскова, Добровольского и Лашковой. Его подписали 46 сотрудников Сибирского отделения АН СССР и преподавателей НГУ. Профессор истории НГУ Иван Семенович Кузнецов выпустил книгу «Академгородок в 1968 году» – там изложена история нашего письма, бурлений в научной среде, приведены протоколы собраний и т. д.

Введение

В настоящее время все большее общественное внимание привлекает история Новосибирского научного центра, Академгородка как уникального социально-исторического феномена. Оно значительно усилилось в связи с 50-летием Сибирского отделения РАН и Советского района г. Новосибирска. При этом становление и развитие Академгородка представляет значительный интерес не только в контексте истории науки, но и общественно-политической жизни. Как известно, наиболее яркой вехой политической истории Академгородка стали события 1968 г., в первую очередь, фестиваль «бардов» и «письмо сорока шести». Сейчас данные события приобретают особое звучание не только в отечественном, но и мировом контексте: ведь 1968 год нередко рассматривается как знаковая и даже судьбоносная веха в истории политической и духовной жизни второй половины ушедшего столетия 1 См. напр.: Курлански Марк. 1968: Год, который потряс мир. М., 2007 (автор – американский историк и журналист, активист антивоенного движения 1960-х гг.). Зарубежную литературу об этом см.: Пенская Е. Н. История студенческих протестов: 1968 год в Европе // Вопросы образования. 2008. № 4. С. 256–264. .

Напомним, что непосредственным поводом для протестной акции в Академгородке явился самый крупный судебный процесс над «диссидентами» («процесс четырех), закончившийся в начале 1968 г. В результате его журналист А. И. Гинзбург получил 5 лет заключения, поэт Ю. Т. Галансков – 7, бывший политзаключенный А. А. Добровольский – 2, машинистка В. И. Лашкова – год. Эти события вызвали значительный резонанс и за рубежом: «по числу протестов в России и за рубежом “процесс четырех” надолго сделался рекордным» 2 Пушкарев Б. С. Две России XX века. Обзор истории 1917–1993 / Соавторы К. М. Александров и др. М., 2008. С. 441..

В докладной записке председателя КГБ при Совете Министров СССР в ЦК КПСС от 1 апреля 1968 г. в связи с этим указывалось, что «в последние месяцы пропагандистские центры империалистических государств активно используют в своей антисоветской деятельности судебный процесс по делу Гинзбурга, Галанскова, Добровольского и Лашковой». В документе утверждалось, что эти усилия поддерживались в нашей стране рядом известных диссидентов, которые выступили с обращением «К деятелям науки, культуры и искусства СССР». В названном обращении отмечались «зловещие симптомы реставрации сталинизма», содержался призыв «поднять свой голос против надвигающейся опасности новых Сталиных и Ежовых», подчеркивалось: «Вы поставлены в такие условия, что выполнение своего гражданского долга – каждый раз акт мужества. Но ведь и выбора тоже нет – или мужество, или соучастие в грязных делах…» 3 Цит. по: Крамола: Инакомыслие в СССР при Хрущеве и Брежневе. 1953–1982 гг. Рассекреченные документы Верховного суда и прокуратуры СССР. М., 2005. С. 388–389.

В этой накаленной обстановке сорок шесть научных сотрудников СО АН и преподавателей НГУ подписали письмо с протестом против нарушения гласности в ходе «процесса четырех». Данное выступление стало наиболее масштабным для того периода проявлением оппозиционной общественной активности ученых Академгородка и вместе с тем Новосибирска и всей Сибири. Одновременно этот демарш явился и крупнейшей общественно-политической акцией такого рода в масштабах всей страны.

Значимость данного протеста усиливалась тем, что среди «подписантов» были представлены сотрудники большинства научно-исследовательских институтов Академгородка (тринадцати из четырнадцати), а также НГУ и ФМШ. Правда, под письмом не было подписей научной элиты (академиков и членов-корреспондентов), однако его поддержал ряд известных ученых, в том числе пятеро докторов наук. Среди них математики Ю. Ф. Борисов, А. В. Гладкий, А. И. Фет; биолог Р. Л. Берг, историк М. М. Громыко. В свою очередь, ряд молодых ученых, ставших участниками рассматриваемой акции, впоследствии добились впечатляющих научных результатов. Сотрудник Института ядерной физики В. Е. Захаров сейчас – академик, получил известность не только как ученый, но и поэт.

Работавший то время сотрудником названного института А. М. Фридман (1940–2010) также стал академиком: он прославился предсказанием неизвестных спутников планеты Уран, которые затем были открыты американской космической станцией «Вояджер-2». В телеграмме соболезнования президента РФ Д. А. Медведева в связи с кончиной А. М. Фридмана (октябрь 2010) отмечалось, что с «его именем связаны выдающиеся открытия в области астрофизики, которые в значительной степени помогли обогатить современные знания о Вселенной и позволили укрепить авторитет Российской науки в мире».

Другой сотрудник того же института, И. Б. Хриплович, стал членом-корреспондентом РАН. А. М. Шалагин, который в 1968 г. был инженером в Институте геологии и геофизики, сейчас – член-корреспондент РАН, директор Института автоматики и электрометрии СО РАН.

Многие «подписанты» были широко известны как инициаторы различных общественно-культурных инициатив, в том числе в клубе «Под интегралом». Можно сказать, что «письмо сорока шести» объединило наиболее активную, успешную в профессиональном и общественном плане часть научного сообщества новосибирского Академгородка.

Как известно, названное письмо было адресовано Верховному суду РСФСР и Генеральному прокурору СССР, его копии были направлены также Генеральному секретарю ЦК КПСС, Председателю Президиума Верховного Совета СССР и Председателю Совета Министров СССР, а также в редакцию газеты «Комсомольская правда». Однако далее события – по невыясненным до сих пор причинам – приняли неожиданный оборот: 23 март информация о «письме сорока шести» была опубликована в газете «Нью-Йорк таймс», а 27 марта оно было оглашено радиостанцией «Голос Америки» с указанием всех фамилий «подписантов», а также их научного и должностного статуса. По этому поводу зарубежные СМИ подняли шум о чуть ли не «восстании ученых» в Академгородке.

Естественно, данный инцидент вызвал чрезвычайно негативную реакцию властей, тем более что незадолго до этого в Академгородке произошел другой «скандал» – знаменитый фестиваль «бардов», «гвоздем» которого стали выступления А. Е. Галича. Все это было оценено официальными органами как своего рода «антисоветская демонстрация».

В связи с названными событиями по распоряжению руководящих партийных инстанций была развернута массированная «проработочная» кампания: во всех учреждениях Академгородка были проведены соответствующие мероприятия (партийные и общие собрания, заседания ученых советов и т. п.), где «подписанты» подвергались почти единодушному осуждению. В итоге члены КПСС И. С. Алексеев, Л. Г. Борисова, В. А. Конев, Э. С. Косицына, С. П. Рожнова, Г. С. Яблонский получили партийные взыскания, в том числе трое последних были исключены из партии, К. П. Ильичев был исключен из ВЛКСМ. Были отстранены от преподавания в НГУ А. И. Фет, Г. М. Заславский, А. В. Гладкий, М. М. Громыко, Г. П. Акилов, М. И. Черемисина, А. Б. Шабат. Часть «подписантов» после «проработок» вынуждена была уволиться с прежнего места работы, некоторые встречали препятствия в публикациях, в защите диссертаций и т. п.

Следует отметить, что рассматриваемые события, вызывая значительный интерес в Академгородке и за рубежом, вместе с тем до настоящего времени не подверглись обстоятельному историческому изучению. Впервые в научно-исторической литературе данная тема нашла отражение в известной книге американского историка П. Джозефсона «Новая Атлантида возвращается», посвященной новосибирскому Академгородку 4 Josepson Paul R. New Atlantis Revisited. Akademgorodok, the Siberian Citi of Science. Princeton, New Jersey. 1997. P. 297–298. Однако следует иметь в виду, что данному сюжету в этой объемистой монографии уделено лишь менее двух страниц. Кроме того, хотя автор в период своего пребывания в Академгородке в конце 1980-х гг. работал в архивах и интенсивно общался с участниками событий, все же он не избежал целого ряда неточностей. Так, на стр. 297 утверждается, что названное письмо подписали «ученые, преподаватели и студенты», на самом же деле среди участников рассматриваемой акции студенты, разумеется, не фигурировали. Среди «подписантов», получивших партийные взыскания, в книге фигурируют «Борисов» и «Рожнов» (С. 298), в то время как в их ряду были Л. Г. Борисова и С. П. Рожнова. В рассматриваемой книге В. П. Можин дважды называется «секретарем обкома», между тем он являлся первым секретарем Советского райкома КПСС…

В год выхода книги американского историка в изучении рассматриваемой темы произошло еще одно значительное событие – появился первый выпуск историко-литературного альманаха «Логос» с хроникой гуманитарного факультета НГУ 5 Логос. Историко-литературный альманах. / Ред.-сост. А. С. Зуев. Новосибирск, 1997. Вып. 1. Хроника гуманитарного факультета Новосибирского государственного университета . В этом ценном издании около десяти страниц (С. 21–31) посвящено событиям 1968 г., наибольшую же ценность представляют опубликованные здесь мемуарные свидетельства.

В научно-исторической литературе рассматриваемая тема на сегодняшний день наиболее заметное отражение получила в ряде статей Е. Г. Водичева и Н. А. Куперштох 6 Водичев Е. Г., Куперштох Н. А. Формирование этоса научного сообщества в новосибирском Академгородке, 1960-е // Социологический журнал. 2001. № 4; Они же. Система ценностей научного сообщества в новосибирском Академгородке в 1960-е годы // Духовная культура народов Сибири: традиции и новации. Новосибирск, 2001; Они же. Социальные настроения ученых новосибирского Академгородка в 1960-е годы (История «письма 46-ти») // Вестник НГУ. Серия: история, филология. Т. 1. Вып. 3. История. Новосибирск, 2002. Эти произведение названных известных историков отличается высоким аналитическим уровнем, глубоким проникновением в суть рассматриваемых событий. Вместе с тем следует отметить некоторую ограниченность источниковой базы названных публикаций: в том, что касается «письма сорока шести», они в немалой степени основаны на информационных ресурсах, извлеченных из дипломного сочинения выпускницы гуманитарного факультета Ж. А. Бадалян, защищенного под нашим руководством (1995).

В последующие годы рассматриваемая тема нашла отражение в ряде документальных публикациях, подготовленных автором-составителем данного издания 7 Кузнецов И. С. Академгородок в 1968 г.: «Дело сорока шести» в зеркале документов // Вестник НГУ. Серия: история, филология. Т. 6. Вып. 1: История. Новосибирск, 2007. С. 233–239; Кузнецов Иван. «Бунт» в Академгородке: письмо сорока шести // Голоса Сибири. Кемерово. 2007. Вып. 5. С. 397–415. Наиболее же фундаментальным изданием стала книга, вышедшая в 2007 8 Кузнецов И. С. Новосибирский Академгородок в 1968 году: «Письмо сорока шести». Документальное издание. Новосибирск, 2007. Она вызвала значительный резонанс как в Академгородке, так и в других городах нашей страны и за рубежом, где волей судеб оказались многие прежние сотрудники Новосибирского научного центра. Из этой обширной «академгородской диаспоры» постоянно поступает новая информация, вновь и вновь звучат пожелания о переиздании названной книги.

В настоящее время возникла возможность существенно дополнить указанную публикацию новыми материалами и исправить неточности, отмеченные многочисленными читателями книги, в том числе участниками и очевидцами событий 1968 г. Это и стало основным мотивом для подготовки книги, предлагаемой вниманию читателя.

Актуальность такого издания повышается еще и тем, что нередкие упоминания событий 1968 г. в ряде статей, мемуаров и интервью изобилуют досадными неточностями. Особенное сожаление вызывают огрехи подобного рода в ценном издании об Академгородке, опубликованном по инициативе академика В. Е. Накорякова (2003). Так, в тексте сотрудника Института теплофизики СО РАН Р. С. Горелика говорится: «К счастью, “борьба идей” в Академгородке никому не грозила тюрьмой и расстрелами. Даже после знаменитого “Письма двадцати пяти” никто из авторов так уж сильно не пострадал. В том письме, отправленном в ЦК КПСС, говорилось, что ученым и народу нужна демократия и полная информация обо всем происходящем в нашей стране и за рубежом. Шума из-за письма было много, но в тюрьму посадили лишь одного молодого автора, да и то всего на день, чтобы попугать. Всерьез же наказали только доктора физико-математических наук Фета. Перевели из завлабов в старшие научные сотрудники, потом сделали младшим, потом лаборантом и вообще сократили. Фет за деньги писал людям кандидатские и докторские диссертации, зарабатывая на этом в пять раз больше, чем во время работы в институте. Впоследствии он уехал за границу» 9 Городок. RU. Новосибирский Академгородок на пороге третьего тысячелетия: Воспоминания, размышления, проекты. Сб. статей. Новосибирск, 2003. С. 42.

В данном фрагменте содержатся все мыслимые и немыслимые искажения исторических реалий. Автор, не давая себе труда обратиться к элементарным источникам, видимо, основывался на разного рода слухах, своего рода «академовском фольклоре». Между тем он мог бы, например, побеседовать с А. И. Фетом, который никогда не эмигрировал из Академгородка и до недавнего времени вплоть до своей кончины невозмутимо гулял по его тропинкам…

Другим ярким примером подобного рода может служить мемуарная публикация доктора философских наук С. Г. Ларченко (очевидца этих событий), которая помимо большого количества неточностей отличается каким-то странным, – несерьезным, пожалуй, даже развязным стилем 10 Фрагмент этой публикации и наш комментарий к ней помещены в приложении к введению. См.: Post scriptum . Можно назвать и еще ряд публикаций, касающихся «письма сорока шести» и также содержащих хотя и не столь вопиющие, но столь же очевидные неточности. Причем речь идет порой об интервью известных ветеранов Академгородка, весьма уважаемых людей 11 Такими неточностями изобилует, к примеру, мемуарный фрагмент члена-корр. РАН И. Н. Мешкова в сборнике об НГУ: «Здесь (в Академгородке. – И. К.) все формальности были минимизированы, влияние советских, партийных и “других органов” ощущалось несравненно слабее, чем в центре. Достаточно вспомнить знаменитый клуб “Под интегралом” и его президента Анатолия Бурштейна. Хотя клуб довольно быстро прикрыли (именно за свободомыслие), волны от него расходились долго. Кампания в защиту Даниэля и Синявского – письмо подписывал каждый третий. Правда, потом инициаторы в лучших традициях времени оставили в списке ученых не ниже кандидата наук, зато “обрезанным” (я попал в их число) повезло, а подписанты надолго стали “невыездными”. До каких-то серьезных репрессий дело, тем не менее, не дошло» (Мешков И. Н. Три источника и три составные части… // Наука. Академгродок. Университет: Воспоминания. Очерки. Интервью. Новосибирск, 1999. Вып. 1. С. 128) Особенно удручает в этом плане одна из публикаций, появившаяся в рамках литературного конкурса в честь 50-летия Советского района г. Новосибирска. В воспоминаниях под названием «“Оттепель” в Академгородке» события 1968 г. характеризуются следующим образом: «…Проводились открытые и подпольные семинары в защиту Гинзбурга и Синявского. А чего стоило наше “Письмо 46-ти”, постоянно звучавшее по “Голосу Америки”» (Казаков Вячеслав. «Оттепель» в Академгородке // Навигатор. 2008. 21 марта. К сожалению здесь не приводится никаких данных об авторе этих воспоминаний)..

В ряду новейших изданий, затрагивающих политико-идеологическую историю новосибирского Академгородка, значительный интерес представляют воспоминания академика С. В. Гольдина (это был известный геофизик и вместе с тем интересный поэт). Размышляя о своей духовной эволюции, названный автор проницательно намечал ряд общезначимых тенденций, характерных для внутреннего мира наших ученых. Вместе с тем, касаясь «письма сорока шести», и это ценное издание не избежало некоторых неточности: например, утверждается, что «многих из них («подписантов». – И. К.) уволили с работы» 12 Сергей Васильевич Гольдин: Стихи и формулы / Отв. ред. акад. А. Э. Конторович, акад. М. И. Эпов. Новосибирск, 2009. С. 261. На самом же деле непосредственно за участие в данной акции был уволен лишь один человек – ранее упомянутый А. И. Фет. Разумеется, остальные также столкнулись с теми или иными негативными последствиями своих действий, некоторые в конце концов вынуждены были покинуть прежнее место работы, однако это вряд ли правомерно квалифицировать как «увольнение».

Из числа публикаций, весьма важных для понимания событий 1968 г., следует выделить недавно изданную книгу литературных сочинений С. Л. Андреева 13 Андреев С. Л. Дым отечества. Новосибирск, 2007.. Памятуя его ключевую роль в организации «письма сорока шести», эти произведения весьма важны для реконструкции мировоззрения не только самого Сергея Леонидовича, но и соответствующей академовской среды. Особенно важно, что они написаны как раз во второй половине 1960-х гг., в том числе в 1968 г. В этой книге удивляет все, – начиная с рисунка на обложке, иллюстрирующего ее название «Дым отечества». Литературные опусы С. А. Андреева насыщены издевательским отношением к советским порядкам, которое порой перерастает в соответствующее отношение к стране и народу. Помимо того поражает похабщина в ряде рассказов. С нашей точки зрения, издание такого рода текстов заслуживало серьезных литературоведческих и исторических комментариев…

* * *

Недостаточная изученность рассматриваемых событий, помимо прочего, затрудняет понимание их глубинного смысла, порождает альтернативные оценки. Как известно, официальная версия, сформулированная партийными органами в ходе самих событий 1968 г., давала сугубо негативную оценку «письма сорока шести». Это нашло отражение в ряде секретных документов партийных органов и КГБ, прежде всего в постановлении бюро Советского райкома КПСС от 16 апреля 1968 г. «О некоторых вопросах идеологической работы в институтах СО АН СССР и НГУ». Публично названная версия была сформулирована в номере газеты «За науку в Сибири» от 23 апреля того же года, где было помещено «Письмо общего собрания коллектива Института геологии и геофизики». Оно сопровождалось следующим текстом: «В обстановке высокой партийной требовательности прошли собрания в партийных организациях институтов катализа, математики, цитологии и генетики, геологии и геофизики, Вычислительного центра, НГУ, ФМШ, Ботанического сада, институтов экономики, истории, филологии и философии, ядерной физики, гидродинамики и др. На этих собраниях, а также заседаниях ученых советов, кафедр общественных наук, собраниях коллективов дана единодушная оценка упомянутого письма, как политически вредной акции, использованной враждебными нашей стране организациями для идеологической диверсии. Осуждение этого письма способствовало сплочению коммунистов и беспартийного научного актива на принципиальной идейной основе».

При этом в разного рода официальных документах по поводу рассматриваемого письма наблюдались определенные варианты: если в одних делался акцент на «ошибочность» этой акции, «недостаточную сознательность» «подписантов», то в ряде других они квалифицировались как прямые «агенты» или «пособники» «империализма».

Новая, прямо противоположная версия, расценивающая «письмо сорока шести» в позитивном и даже апологетическом ключе, была сформулирована в период горбачевской «перестройки». Двадцать восьмого июня 1990 г. газета «Наука в Сибири» поместила подборку материалов по данному поводу, отведя событиям 1968 г. целую страницу. Здесь была опубликована редакционный материал под названием «Реабилитация», далее записка идеологического отдела Советского райкома КПСС по поводу называвшегося постановления бюро Советского райкома КПСС от 16 апреля 1968 г. Данный комплекс материалов увенчивался постановлением бюро Советского райкома КПСС от 12 июня 1990 г., которым отменялось постановление 1968 г. и ставился вопрос о «политической реабилитации» «подписантов». В названных материалах «письмо сорока шести» расценивалось как выдающееся проявление демократической активности. Именно данная версия событий 1968 г. разрабатывалась в ряде последующих публикаций и, прежде всего, в упоминавшихся статьях Е. Г. Водичева и Н. А. Куперштох.

Существенно иная интерпретация данной ситуации прослеживается в мемуарах одного из наиболее известных общественных деятелей Академгородка 1960-х гг. – президента клуба «Под интегралом» А. И. Бурштейна. Они были написаны в 1986 г., впервые опубликованы в журнале «ЭКО» в 1992 г. и затем воспроизведены в 2005 г. с некоторыми дополнениями и комментариями 14 Научное сообщество физиков СССР. 1950–1960-е годы. Документы, воспоминания, исследования / Составители и редакторы В. В. Визгин и А. В. Кесссених. Спб., 2005. Вып. 1. С. 569–618. Более обширный фрагмент из названного источника будет приведен во втором разделе книги. Здесь же ограничимся следующим ключевым высказыванием названного мемуариста: «Первый секретарь обкома КПСС Ф. Горячев был в многолетней упорной конфронтации с Дедом (М. А. Лаврентьевым. – И. К.). <…> Но “он” же был и главным поваром, заварившим всю эту кашу с “подписантами”, которую Деду приходилось теперь расхлебывать вместе с нами» 15 Бурштейн&NBSP;А. И. Реквием по шестидесятым или под знаком интеграла // ЭКО. 1992. № 1. С. 103. Видимо, это утверждение Анатолия Израилевича можно понимать в том смысле, что «письмо сорока шести» явилось провокацией партийных органов.

Наиболее же последовательно версия о провокационном характере рассматриваемого письма проводится в книге академика Т. И. Заславской, которая в рассматриваемый период была одним из ведущих авторитетов Института экономики и организации промышленного производства СО АН. В книге об «исследованиях Новосибирской экономико-социологической школы» она пишет: «В середине марта один из новосибирских социологов – Ю. Д. Карпов каким-то чудом сумел организовать в Академгородке первый (и, кажется, единственный) съезд советских бардов, отличавшихся, как всем известно, высокой критичностью к советской системе. Концерты Галича, Кима, Визбора, Клячкина и других шли в школах, клубах, нередко и на квартирах, но гала-концерт для ученых, а также академического и партийного начальства состоялся в Доме ученых. Первое отделение было полностью отдано А. Галичу, разившему фальшь и жестокость советской жизни беспощадно едкой сатирой. Когда он закончил свое выступление песней против тоталитарной системы, зал несколько минут аплодировал ему стоя. Партийному начальству пришлось публично аплодировать самой страшной “антисоветчине”, простить чего оно, разумеется, не могло. Ответным ходом явилась известная провокация с подписанием учеными письма в высшие инстанции с просьбой более ясно и убедительно разъяснить вину Даниэля и Синявского. Сборщики подписей говорили ученым, что письмо адресуется руководству ЦК КПСС, КГБ и Генеральной прокуратуры СССР, а фактически оно было направлено на радиостанцию “Голос Америки”, которая несколько раз протранслировала его текст на Советский Союз с фамилиями и должностями всех участников. Обком КПСС объявил подписание этого письма “предательством Родины” и потребовал от научных коллективов Академгородка строжайшей расправы с виноватыми. Руководство использовало эту ситуацию для сведения счетов с либерально настроенными учеными. Но здоровые научные коллективы не поддались партийному натиску и вынесли “провинившимся” минимальные наказания. Тем не менее в результате этой кампании обстановка существенно изменилась. Прежде свойственное Академгородку чувство свободы, открытости и взаимного доверия ушло. Сибирским ученым ясно напомнили, в какой стране они живут» 16 Бурштейн&NBSP;А. И. Реквием по шестидесятым или под знаком интеграла // ЭКО. 1992. № 1. С. 103.

Удивляет большое количество неточностей в этом фрагменте, начиная с упоминания «съезда» (на самом деле – фестиваль!) «бардов». Непонятна версия о его организации «чудом», принимая во внимание, что вся эта ситуация подробно описана в ранее цитированных мемуарах А. И. Бурштейна. Бросается в глаза и хронологическая нестыковка в версии об «ответном ходе»: знаменитый фестиваль состоялся в марте, письмо же, датированное 19 февраля, готовилось в конце 1967 – начале 1968 г. Мы не говорим о такой «мелочи», что письмо было посвящено не Даниэлю и Синявскому, а «процессу четырех». Такого рода несоответствия историческим реалиям можно, разумеется, объяснить не целенаправленной тенденциозностью, но большой временной дистанцией и соответствующими «провалами памяти». Однако это также не украшает мемуариста, поскольку рассматриваемый текст принадлежит не рядовому обывателю, а известному ученому...

В процессе подготовки данного издания были получены новые свидетельства участников событий, которые вносят в их трактовку ряд существенных нюансов. Наиболее существенная информация содержатся в электронном письме Л. А. Лозовского, которому были заданы вопросы об авторстве «письма сорока шести» и о правомерности версии о «провокации». Приведем ключевой фрагмент его ответа: «Автором письма был Игорь Николаевич Хохлушкин при большом участии Серёжи Андреева. Ключевыми фигурами (в сборе подписей. – И. К.) были они же. Моя роль заключалась в сборе подписей под первым письмом (собрал около 1000). Володя Захаров собирал подписи у себя в институте и вместе с С. Андреевым подключал своих знакомых из других институтов. Ни о какой провокации и речи быть не может. С Игорем я был близко дружен до самой его смерти. Настолько близко, что в завещании он наказал хоронить себя только ближайшим друзьям. И указал – И. Шафаревичу, М. Барбакадзе и мне. Могу утверждать, что никакое нечестие с ним несовместимо, и мне представляется очевидным, что версия о провокации была запущена, скорее всего, “органами”, для дискредитации письма и его подписавших…»

* * *

Таким образом, все это еще раз убеждает в необходимости фундаментального исторического изучения событий 1968 г. в новосибирском Академгородке. В данном издании предпринимается существенный шаг в этом направлении – публикуется весь комплекс имеющихся в нашем распоряжении источников в связи с «письмом сорока шести». Среди них – материалы ЦК КПСС, КГБ, Новосибирского обкома и горкома, Советского райкома КПСС, партийных организаций институтов СО АН и университета. Документальные источники дополняются также свидетельствами участников событий – их мемуарными публикациями и интервью. В совокупности с комментариями это дает широкую и многоплановую панораму настроений научного сообщества Академгородка в переломный момент его истории.

При этом, анализируя события 1968 г., мы не уделяем приоритетного внимания самому прецеденту – обстоятельствам появления «письма сорока шести». Это связано с состоянием источниковой базы – никаких серьезных документов по данному поводу до сих пор не выявлено. Видимо, кардинально ситуацию могло бы изменить лишь обращение к архивам ФСБ, что, в настоящее время невозможно, так как там предоставляют лишь материалы на репрессированных (например, судебно-следственные и реабилитационные документы). В настоящее время историкам не доступен даже подлинник ключевого документа – текст письма с соответствующими подписями.

В связи с этим остается открытым и вопрос о точном списке «подписантов». Впервые их перечень был опубликован вскоре после рассматриваемых событий в журнале «Посев» 17 Посев. 1968. № 7 (июль). С. 21, причем там имел место ряд неточностей. Так, в названной публикации фигурировал «Г. П. Акимов» (правильно – Г. П. Акилов), «И. С. Алексеева» (правильно – И. С. Алексеев), «Д. Лихачева» (правильно – Ю. В. Лихачева).

В указанной публикации 1990 г. в газете «За науку в Сибири» был дан следующий список «подписантов» (с сокращенным указанием места работы): В. Соколов, С. Андреев, В. Захаров, Ф. Цельник, Г. Заславский, А. Фридман, Л. Вячеславов, А. Хомин, И. Хриплович, И. Вассерман (ИЯФ), И. Алексеев, И. Гольденберг, Ф. Дрейзен, Ю. Кулаков, Н. Ревякина, Л. Тришина, В. Конев, Н. Филоненко (НГУ), Ю. Борисов, А. Гладкий, А. Фет, Г. Анисов, И. Гинзбург (ИМ), Л. Лазовский, А. Шалагин, В. Щеглов, Б. Приолус (ИГГ), Б. Найдорф, В. Перцовский, Э. Косицина (ФМШ), М. Громыко, М. Черемисина, С. Рожнова (ИИФФ), Е. Вишневский, Э. Штенгель (ИАЭ), Л. Борисова, И. Хохлушкин (ИЭООП), Р. Берг (ИЦГ), К. Ильичев (ИХКГ), Р. Нахмансон (ИФП), А. Шабат (ИГ), Г. Яблонский (ИК), Б. Семечкин (ИТФ), В. Меньщиков (ВЦ), С. Политико (НИИсистем), Н. Топешко (СОКБ) 18 Расшифровка сокращений: ИЯФ – Институт ядерной физики, НГУ – Новосибирский государственный университет, ИМ – Институт математики, ИГГ – Институт геологии и геофизики, ФМШ – Физико-математическая школа, ИИФФ – Институт истории, филологии и философии, ИАЭ – Институт автоматики и электрометрии, ИЭООП – Институт экономики и организации промышленного производства, ИЦГ – Институт цитологии и генетики, ИХКГ – Институт химической кинетики и горения, ИФП – Институт физики полупроводников, ИГ – Институт гидродинамики, ИК – Институт катализа, ИТФ – Институт теплофизики, ВЦ – Вычислительный центр, НИИсистем – Государственный научно-исследовательский институт автоматических систем планирования и управления, СОКБ – Специальное отдельное конструкторское бюро.

Отметим наиболее очевидные неточности в этом списке. Так, фамилия подписанта из Института геологии и геофизики Лозовский, а не Лазовский. В Институте математики письмо подписал не «Г. Анисов», а Г. П. Акилов. Этому известному математику «не повезло» и далее: в комментарии к тексту «письма сорока шести», опубликованном в хрестоматии по истории Новосибирской области, он фигурирует как «Г. П. Акимова» 19 Наша малая родина. Хрестоматия по истории Новосибирской области. 1921–1991. Новосибирск, 1997. С. 534.

В 2004 г. вариант списка из журнала «Посев» был воспроизведен (без указания источника) в книге одного из «подписантов», профессора НГУ Ю. И. Кулакова 20 Кулаков&NBSP;Ю. И. Теория физических структур (Математические начала физической герменевтики). М., 2004. С. 785–786. В нем фигурируют следующие лица: Акилов&NBSP;Г. П., канд. физ.-мат. наук; Алексеев&NBSP;И. С., канд. философ. наук; Андреев С. Л., инженер; Берг Р. Л., д-р биол. наук; Борисов Ю. Ф., д-р физ.-мат. наук; Борисова Л. Г., аспирантка; Бассерман И., аспирант; Вишневский Е. Б., мл. науч. сотр.; Вячеславов Л., аспирант; Гладкий А. В., д-р физ.-мат. наук; Громыко М. М., д-р ист. наук; Гольденберг И. З., преподаватель; Дрейзин Ф. А., канд. филол. наук; Захаров В. Е., канд. физ.-мат. наук; Заславский Р., канд. физ.-мат. наук; Ильичев К., стажер; Конев В. А., канд. философ. наук; Косицина Э. С., педагог; Кулаков Ю. И., канд. физ.-мат. наук; Клорин А. А., инженер; Лозовский Л. А., инженер; Лихачева Д. В., мл. науч. сотр.; Меньщиков В. Ф., аспирант; Найдорф Б., педагог; Нахмансон Р., канд. физ.-мат. наук; Плитка С. И., сотр. НИИсистем; Перцовский В. С., педагог; Приолус Б. И., ст. лаб.; Рожнова С., аспирантка; Ревякина Н. В., канд. ист. наук; Соколов, канд. физ.-мат. наук; Семячкин Б. Е., мл. науч. сотр.; Топешко Н. А., инженер; Титов Е.; Тришина Л. А., ассистент кафедры общего языкознания МГУ; Фет А. И., д-р физ-мат. наук; Фридман А. М., канд. физ.-мат. наук; Филоненко Н. Н., аспирант; Хриплович И. В., канд. физ.-мат. наук; Хохлушкин И. Н., мл. науч. сотр.; Цельник Ф. А., инженер; Черемисина М. И., канд. филол. наук; Шабат А. В., канд. физ.-мат. наук; Шалагин А. М., инженер; Штенгель Э., мл. науч. сотр.; Яблонский Г. С., мл. науч. сотр.

Как видим, в этом списке также имеются неточности: вместо фамилии Дрейзен фигурирует «Дрейзин», вместо Вассермана – Бассерман; Л. А. Тришина, разумеется преподаватель НГУ, а не МГУ; у Лихачевой, как уже говорилось, правильные инициалы Ю. В. Кроме того бросаются различия в этих списках: во втором из них названы Клорин, Лихачева и Титов, которых нет в первом, в свою очередь, в нем фигурируют Гинзбург и Щеглов, которые отсутствуют во втором списке. Непонятно почему в первый список включен сотрудник Института геологии и геофизики В. B. Щеглов 21 Биографическую справку о В. И. Щеглове и подборку его стихов см.: Антология геологической поэзии Сибири (XIX–XX вв.). Иркутск, 2004. С. 352–353: в ходе разбирательства в этом институте он совершенно однозначно опроверг версию о своей причастности к рассматриваемому письму и никаких претензий по этому поводу к нему не предъявлялось ни на одном собрании. В приведенных списках имеется и еще целый ряд погрешностей, которые нет смысла перечислять, поскольку в приложении помещены точные персоналии подписантов.

С учетом всех этих сложностей основное внимание в предлагаемой публикации уделяется не столько самому письму, сколько реакции на него официальных органов и научного сообщества Академгородка. Основная ценность публикуемых источников заключается в том, что они дают чрезвычайно широкую, полихромную картину общественных настроений научной интеллигенции на переломном рубеже от «оттепели» к «застою». Это представляет особый интерес не только в локальном, но и общеисторическом контексте, памятуя о том, что научная (особенно академическая) интеллигенция в то время была почти единственной политически активной группой населения страны, а научное сообщество Академгородка в то время, в свою очередь, отличалось наибольшей активностью даже на этом фоне.

Следует сказать, что с этой точки зрения предлагаемое издание является уникальным не только в контексте истории Новосибирского научного центра, но и истории научной интеллигенции «советского периода» в целом. В качестве некоторого аналога мы можем назвать лишь документальную публикацию по «делу» академика Н. Н. Лузина 22 Дело академика Николая Николаевича Лузина / Отв. ред. С. С. Демидов, Б. В. Левшин. Спб., 1999. Однако, последняя относится к совсем другому периоду (1936) и несравненно менее репрезентативна с точки зрения отражений настроений научного сообщества.

Квалифицируя публикуемые документы в качестве приоритетного источника о настроениях научной среды, мы вместе с тем в полной мере отдаем себе отчет, что данные материалы, при всем их богатстве, позволяют лишь в той или иной мере реконструировать картину событий. Информационные возможности данного документального комплекса ограничиваются прежде всего его источниковой спецификой: публикуемая здесь преимущественно делопроизводственная документация отражает, в первую очередь, официальную «поверхность» событий, которая далеко не всегда соответствует их глубинному содержанию.

Кроме того, следует иметь в виду, что документы различных учреждений ННЦ в разной мере отразили реальный ход событий. В ряде случаев они весьма репрезентативны, – примером является чрезвычайно детальное обсуждение «подписантов» в Институте геологии и геофизики. Порой же они представляют превратную картину событий, – подлинный смысл последних можно реконструировать только с учетом общего контекста и с привлечением устных свидетельств. Это касается, в первую очередь, материалов соответствующих обсуждений в Институте ядерной физики. Если ограничиться только публикуемыми архивными документами, то можно сделать вывод, что здесь, как и в ряде других институтов, имело место достаточно суровое осуждение подписантов. Однако, это не более чем поверхностное впечатление, – реальная картина была совершенно иной. Зафиксированные в документах данного учреждения острые высказывания являлись не более чем сотрясением воздуха, словами для протокола, поскольку партийная организация в данном институте не была влиятельной. В тот момент из 319 ее членов научными сотрудниками были лишь 14 человек 23 Государственный архив Новосибирской области (далее – ГАНО). Ф. П-269. Оп. 7. Д. 20. Л. 47. Названные данные приведены в справке райкома КПСС от 29.03.68, где было подчеркнуто: «Для ведущего института СО АН – это тревожный факт», при этом, в отличие, скажем, от Института геологии и геофизики, здесь ни директор НИИ, ни его ведущие сотрудники не были членами партии. Понятно, что вся власть в институте была в руках Г. И. Будкера, а его позиция в отношении «подписантов» вполне очевидна.

Не удивительно, что «подписанты» из этого института не только не подверглись серьезным репрессиям, но ряд из них успешно продолжил карьеру, в первую очередь, упоминавшийся В. Е. Захаров. Нечто подобное, видимо, имело место и в некоторых других институтах. Характерный пример: 19 ноября 1968 г. газета «За науку в Сибири» поместила публикацию «Возможен ли гиперболоид инженера Гарина (рассказывает сотрудник Института ядерной физики кандидат физ.-мат. наук В. Е. Захаров)». Вскоре после этого, 3 декабря, в той же газете в подборке материалов «День науки» фигурировал текст «Над чем работают социологи», подписанный ученым секретарем отдела социальных проблем труда Института экономики и организации промышленного производства Л. Г. Борисовой. Разумеется, редакция не могла не знать о роли Владимира Евгеньевича и Людмилы Глебовны в «деле сорока шести», – видимо у соответствующих инстанций по этому поводу возражений не было…

Далее, следует иметь в виду, что публикуемые документы отражают суждения лишь части научного сообщества, – прежде всего членов КПСС и различных должностных лиц. В тех случаях, когда представители академической элиты состояли в партии, картина вырисовывается более репрезентативная, хотя и здесь подлинная ситуация реконструируется не без труда. Наиболее яркий пример – позиция президента СО АН академика М. А. Лаврентьева. Как известно, он не только состоял в партии, но и являлся членом Новосибирского обкома КПСС. Тем не менее, ни на одном публичном мероприятии Михаил Алексеевич не сформулировал своего отношения к рассматриваемым событиям. В нашем распоряжении имеется единственный источник, где в какой-то мере прослеживается позиция М. А. Лаврентьева в той ситуации – его высказывание на заседании Президиума СО АН 19 апреля (помещено во втором разделе книги). Следует иметь в виду, что в тот день состоялся актив областной партийной организации, где по поводу событий в Академгородке было сказано немало резких слов…

Оценивая в целом суждения большинства участников обсуждений по «делу сорока шести» следует, разумеется, помнить об общей политической атмосфере, в которой проходили такого рода мероприятия. По этому поводу уместно привести суждение известного британского историка Д. Хоскинга о методах борьбы с «подписантами»: «Участников движения протеста – писателей, ученых – предупреждали, что их диссертации не будут утверждены, произведения не будут публиковаться, а служебные карьеры сильно пострадают. Их начальников и коллег предупреждали о необходимости создания “здоровых коллективов” и оказания “плодотворного влияния” на непокорных товарищей. Взаимная слежка стала обычным делом; целый институт мог пострадать в случае, если кто-то из его сотрудников подписывал письмо протеста» 24 24 Хоскинг Д. Россия и русские, в 2-х кн. М., 2003. Кн. 2. С. 324. Этот историк является также автором одного из наиболее известных обобщающих курсов по истории России советского периода. См.: Хоскинг Д. История Советского Союза. 1917–1991. М., 1994. Наиболее же развернутая характеристика социально-психологического контекста «подписантского» движения дается в публикациях Л. М. Алексеевой, фрагменты из которых приводятся в приложении к введению (См.: Post scriptum).

Характеризуя источниковую базу книги, следует отметить, что основной массив документов по интересующей нас теме обнаружен составителем в Государственном архиве Новосибирской области (ГАНО). Они находятся в фондах Новосибирского обкома, горкома и Советского райкома КПСС, а также партийных организаций соответствующих учреждений ННЦ. По своему характеру это по большей части материалы партийного делопроизводства – протоколы партийных бюро и собраний, их решения, постановления бюро райкома, справки различных отделов райкома, горкома и обкома КПСС и т. п. При этом их информационная насыщенность весьма различна, что, помимо прочего, зависело от квалификации лиц, готовивших документы и осуществлявших делопроизводство. Кроме того, следует иметь в виду в значительной степени «ритуальный» характер мероприятий такого рода, которые проводились в соответствии с определенными «правилами игры» 25 По данному поводу можно привести следующие обоснованные суждения: «Собрания трудового коллектива, как и партийные собрания (если последние были “открытыми”, то это, фактически, означало обязательное присутствие и беспартийных) являлись в советское время одной из важнейших – и, увы, до сих пор малоизученных – дисциплинарных практик, с помощью которой реализовывались властные полномочия и осуществлялся контроль над различными сторонами жизни советского общества <…>. Напомню, что такое собрание имело строгий порядок. Открывал его руководитель коллектива (он же председательствующий), потом слово для основного доклада передавалось партийному работнику (секретарю партийной организации, заместителю секретаря, члену бюро райкома и так далее), после чего шли обсуждения доклада (“прения”), в которых выступали записавшиеся заранее товарищи (руководитель нередко выступал первым). В конце с заключительным словом снова выступал основной докладчик. После чего на голосование выносился заранее подготовленный – чаще всего, “треугольником” (т. е. руководителем, секретарем парткома и председателем профсоюзного комитета) – проект резолюции. Голосование было открытым, по “идеологическим вопросам” – почти всегда единогласным». См.: Зарецкий Ю. Актуальное прошлое: Стенограмма собрания московских историков 1949 года. Опыт медленного чтения // Неприкосновенный запас. 2009. № 1 (63). С. 80. Естественно, все эти материалы носят весьма тенденциозный характер и требуют сугубо критического отношения.

Существенным недостатком имеющейся источниковой базы по «делу сорока шести» является наличие серьезных лакун в соответствующих архивных фондах. Так, в них не обнаружены материалы партийных мероприятий, проведенных по данному поводу в Вычислительном центре, Центральном сибирском ботаническом саде 26 ГАНО. Ф. П-1421, а также институтах: теплофизики, физики полупроводников, экономики и организации промышленного производства, НИИсистем. В одних случаях вообще отсутствуют документы за данное время, в других нет материалов партийных бюро и собраний, где предположительно должен был обсуждаться данный вопрос. Объяснения по поводу этих пробелов в соответствующих архивных материалах не фигурируют, за исключением фонда Института теплофизики 27 ЦСБС принадлежал к числу немногих учреждений СО АН, где «подписантов» не было. Тем не менее он был упомянут в постановлении райкома КПСС от 16 апреля 1968 г. в ряду организаций, где партийные собрания по «делу сорока шести» прошли «в обстановке высокой партийной требовательности». Обошелся без своих «подписантов» и Институт теоретической и прикладной механики, хотя данный вопрос в соответствии с установками партийных органов должен был обсуждаться. Между тем, если судить по имеющимся документам, единственное упоминание о письме имело место на партийном собрании института от 25 мая 1968 г. См.: ГАНО. Ф. П-5428. Оп. 1. Д. 9. Л. 40, в описи которого указано: «Документы за 1966–1968 гг. уничтожены» (?!).

Весьма затрудняет работу также распространившаяся в настоящее время практика так называемого «конвертирования» документов: соответствующие архивные дела исследователям выдаются, однако часть их материалов закрыта решением «межведомственной комиссии». Речь идет прежде всего о так называемых «персональных делах», в ходе которых партийные органы разбирали те или иные проступки коммунистов. Можно еще в какой-то мере признать обоснованность такого рода ограничений, когда речь идет о тех или иных неблаговидных поступках членов КПСС (пьянство, адюльтер, коррупция и т. п.). Но какова логика в закрытии дел политического характера? Получается, что люди пострадали дважды: когда-то их подвергли преследованиям, а теперь мы не можем сказать ничего конкретного о ходе соответствующих разбирательств. Между тем закрытость «персональных дел» политического характера поневоле внушает подозрения, что там было нечто нехорошее, – быть может, «бунтари» каялись, называли «сообщников» и т. п. (такое, как известно, действительно, случалось)…

Эта проблема в полной мере относится и к нашей теме: так, в упоминавшихся материалах бюро Советского райкома КПСС от 16 апреля 1968 г. «персональные дела» «подписантов» «законвертированы». Такова же участь ряда последующих «персональных дел» по поводу снятия партийных взысканий. По непонятным причинам «законвертированы» также некоторые материалы партийных бюро и собраний по поводу «письма сорока шести», в том числе и ряд из них, где разбирались беспартийные «подписанты», – т. е. это не «персональные дела».

Неполнота и недостаточная репрезентативность публикуемых архивных документов в какой-то мере корректируются мемуарными свидетельствами участников событий. Разумеется, они также требуют сугубо критического отношения, поскольку нередко наряду с ценными подробностями содержат массу неточностей или отличаются заведомой тенденциозностью.

* * *

Публикуемые в книге материалы структурированы в пять разделов. В первом из них помещены документы, характеризующие политическую атмосферу в Академгородке накануне событий 1968 г. Во втором разделе раскрывается реакция официальных органов различного уровня на «письмо сорока шести». В качестве третьего раздела выделены материалы соответствующих обсуждений в одном из учреждений ННЦ – Институте геологии и геофизики. Такое композиционное решение обусловлено с тем, что здесь разбирательства по данному письму имели особенно напряженный и длительный характер, соответственно документальный комплекс отличается гораздо большим объемом в сравнении с другими институтами. Четвертый раздел содержит материалы обсуждения «подписантов» в остальных учреждениях СО АН. Наконец, пятый раздел включает материалы обсуждений в НГУ и ФМШ.

После каждого комплекса документов, отражающих рассмотрение данного инцидента в том или ином учреждении ННЦ, помещается список выступавших с указанием их статуса на момент событий и в последующий период.

Завершается публикация алфавитным списком «подписантов» с их краткими биографическими данными.

 


Страница 1 из 8 Все страницы

< Предыдущая Следующая >
 

Комментарии

# Михаил   21.09.2014 14:52
1. Учитывая масштабы РФ, менталитет основной массы населения и ориентацию элиты на гуманитарные методики ( использование слова для формирования стереотипов мышления и поведения),выбо р метода управления страной регулярно склоняется к монархическому. Это связано:а)не дана правовая оценка преступлениям марксизма-ленинизма; б)не проведена люстрация носителей этих "идей"; в)"перестройка" проведена антинаучными методами (в сравн. с Л. Эрхардом, Германия !945-50 гг.),а власть захватили рэйдеры из ФСБ; г)научная элита заняла пассивную позицию, что привело к разгрому РАН. Полит. партии создали авантюристы всех сортов... Следствие- тотальное мракобесие. Нет партии, способной создать реальную программу развития РФ и донести ее до сознания масс. Ждать когда Бог пришлет нового Петра1, не позволяют эпохи (в 21 в. продолжит. эпохи 8-10 лет. С.П. Капица).Поэтому письмо 46, и сегодня имеет актуальное значение.
Ответить | Ответить с цитатой | Цитировать
# Марина мамина   22.02.2016 01:31
Чушь пишите. Не может быть преступлений у научной теории, в том числе и у марксизма-ленинизма.Хотя безусловно могут и были и ошибки и преступления как у тех, кто искренне пытался следовать теории, так еще в большей степени и у тех, кто ею только прикрывался.
Правда, что ученые устранились, и это привело к разгрому. и не надо ждать, надо самим делать партию
Ответить | Ответить с цитатой | Цитировать
# Михаил   23.02.2016 15:59
Марина, марксизм базируется на 3_х краеугольных "камнях": 1) Вопрос о собственности; 2)"Теория" классовой борьбы т.е. самая античеловеческа я сионсткая методика - разделяй, бери власть и уничтожай гоев их же руками; 3)Вопрос о движущей силе в истории. Как показала практика, это НТП, а не гегемон. ( Гегемон - это база для создания преступных группировок, на которые и опирался уголовник-авантюрист, ленин) Нет описания метода управления таким государством и экономического "двигателя" для создания конкурентоспосо бной экономики, т.е. в результате, на практике, получился рабовладельческ ий строй. Вывод: марксизм не является научной теорией, это чисто сионисткая методика захвата власти.Практика ССоюза показала абсолютную неспособность этой гуманитарной мафии управлять страной. ("Коллективизацию с\х, делали уголовники... Результат известен. Индустриализаци ю до 1933г. делали немецкие "технари", а после - американские. Сегодня этот факт установлен документально.
Ответить | Ответить с цитатой | Цитировать
# Михаил Поляк   18.08.2019 02:04
Михаил, Ваше отношение к марксизму понятно и справедливо, но причем здесь "сионисты и гои"? Это просто клинический бред!
Ответить | Ответить с цитатой | Цитировать

Вы больше не можете оставлять никаких комментариев.

наверх^